Работа над ошибками.
Автор: Severin
Занятие подходило к концу. На доске красовался интеграл, который я предложил студентам вычислить несколько минут назад. И когда я, проходя по рядам, наблюдал за их усилиями, я всё больше и больше сожалел, что написал именно этот интеграл. Аудитория быстро разделилась на две части. Одна – меньшая (в сущности мало сказать меньшая – она состояла из 3–4 человек из 25) честно пыталась решить поставленную задачу, проведя рекомендуемые в таких случаях подстановки. Но основная часть откровенно ждала звонка, поминутно поглядывая на часы.
– Решайте, не спите, – поторапливал я.
– А где нам пригодится этот интеграл? – задал сакраментальный вопрос студент с последней парты.
Я укоризненно взглянул на него.
– Сейчас мы занимаемся математической теорией, а не приложениями, Савенко, – ответствовал я, – но если вас этот вопрос так уж интересует…
– Интересует, его оччччень это интересует, – подала голос смешливая девушка, сидящая у окна. Она обернулась через плечо и с весёлой улыбкой посмотрела на ухмыляющуюся физиономию Савенко.
– …если вас этот вопрос интересует, – продолжил я неоконченную фразу, – то я предлагаю вам задержаться на несколько минут после звонка для получения информации о возможных приложениях интегралов такого типа.
Недовольный гул прошёл по аудитории. До звонка оставалось каких-нибудь несколько минут. Ухмылка сползла с физиономии Савенко.
– Да нет, я просто… – начал он. Но я прервал его.
– Если ваша любознательность насчёт приложений истощилась, то у вас есть ещё две минуты для того, чтобы решить вопрос с теоретическим аспектом.
После этого воцарилась тишина, а ещё через минуту та же смешливая девушка прозвенела:
– Сергей Андреевич, можно я попробую?
– Пожалуйста, Фокина, – пригласил я её к доске. И через несколько секунд с удовольствием наблюдал, как из-под мела в руке отличницы на доске появлялась цепочка преобразований, ведущая к правильному результату. Когда прозвенел звонок, этот результат был зафиксирован на доске.
– Ну что ж, – довольно сказал я, – есть вопросы?
Вопросов не последовало. Что обычно бывает в двух случаях – когда всё ясно и когда ничего не ясно.
– Фокиной очередной плюс, – объявил я. – Домашнее задание…
Я записал на доске номера задач.
– И ещё, – напомнил я, – результаты контрольной работы, что вы писали в прошлый раз, вам известны. Те, у кого неудовлетворительные оценки, должны провести работу над ошибками и написать контрольную заново. Ясно?
– А когда переписывать? – спросил кто-то.
– Прежде всего, работа над ошибками, – ответил я. – На переписывание вы должны прийти уже не с тем багажом, что был на первой попытке. А расписание консультаций и пересдач висит на доске в коридоре.
Я вышел в коридор. «Работа над ошибками», – машинально повторил я про себя. А все ли ошибки только у студентов? А правильно ли я всё делаю? Ведь я мог…
Занятия мои закончились, и я вышел на улицу, предаваясь мыслям о премудростях преподавания математики. И постепенно мысль о том, что работать над ошибками нужно не столько студентам, сколько мне, укрепилась окончательно. Но я даже предположить не мог, насколько актуальной окажется для меня эта мысль в самом недалёком будущем.
Но на летней улице светило солнце, пели птицы. Навстречу мне шли хорошенькие девушки, многие в весьма откровенных нарядах. И постепенно мои мысли приняли иное направление. А именно то, которое уже много лет прочно их оккупировало. И ранее заставляло меня многие часы проводить над специфическими журналами с пугающими для непосвящённых рисунками и фото, на которых были изображены страшные и в то же время очень красивые экстравагантно одетые женщины с плетьми, а у их ног – скорчившиеся обнажённые, часто крепко связанные мужчины, изнемогающие под ударами этих плетей, и униженно лижущие им сапоги. С появлением у меня компьютера, а позже Интернета, который вытеснил журналы, я часами проводил у монитора, рыская по заветным сайтам и скачивая оттуда горы интересующего меня материала. В моих мыслях рождалось огромное множество фантазий, чаще всего нереализованных. Иногда эти фантазии шли дальше самых смелых рисунков, фото и историй, которые мне доводилось видеть.
И вот сейчас, когда я видел на улице женщину, внешне соответствующую моим мечтаниям, почти немедля в этих мечтаниях я оказывался у её ног и покрывал её обувь поцелуями.
Но странное дело, я и сам этому неоднократно удивлялся. Все эти фантазии мгновенно улетучивались, когда я приходил на занятия. Хотя многие из тех юных особ женского пола, которых я там неизменно видел, вполне подходили на исполнение в этих фантазиях заглавных ролей. И по внешности, и по характеру. Но… я не мог представить себе их в этой роли. И не столько их в этой роли, сколько себя в роли их раба. Сабмиссивные чувства напрочь исчезали. И дело здесь было даже не в том, что я чётко отдавал себе отчёт: искать подобных отношений со студентками – чистейшее безумие. Отчёт-то можно отдавать. Но ведь мечтать об этом не запрещается. Что с того, если бы я в мыслях попытался представить себя рабом какой-нибудь симпатичной студентки? Но вот в этом и была загадка – я не мог этого сделать. И я сам не понимал, почему. Возможно, настолько сильна была моя профессиональная ответственность, что я и мысли не мог допустить о чём-либо подобном. Но по здравому размышлению такую причину надо было бы отбросить. Почему? Да потому что обычные ванильные чувства к студенткам у меня возникали. Нередко я с большим удовольствием созерцал их молодые спелые груди, верхние части которых бывали щедро выставлены напоказ в тёплое время года. И вот здесь мне уже приходилось включать свой разум, дабы не допустить непоправимого промаха. А вот с сабмиссивными чувствами ничего включать не нужно было. Не было ничего.
Зато они брали свой реванш здесь, на улице.
И меня это радовало. Мне нравилось смотреть на проходящих мимо девушек, женщин и в своих мечтах возводить их на такой пьедестал, о котором они вероятно никогда и не помышляли. А может быть, и помышляли. Если бы у меня был способ это узнать. Иногда я мечтал о специальных «Тематических очках». Надел такие очки и сразу видишь, какая из проходящих мимо дам склонна к Доминантной роли в Тематических отношениях, а какая нет.
Предаваясь этим приятным мыслям, я дошёл до остановки маршрутного такси, идущего прямо к моему дому. Сев на свободное место у окна, в ожидании отправления я лениво поглядывал на входящих пассажиров. Затем принялся изучать надписи, типичные для одесских маршруток. «Жалобная книга в следующей маршрутке», «Прижимаясь к соседу, ты даришь надежду вновь входящему», «Место для удара головой» (над входной дверью), «Место для 90-60-90» (над местом рядом с водителем). Рядом со мной кто-то уселся, но я не обратил на соседа ни малейшего внимания.
Она привлекла моё внимание сразу. Молодая красивая женщина лет тридцати вошла маршрутку. На ней было лёгкое летнее белое платье и белые босоножки на стройных ногах. В руках она держала сумочку. Но дело было не в одежде. Что-то в её внешности было такое, что заставило моё сердце учащённо забиться.
Она осмотрела маршрутку. Свободное место осталось лишь одно – на сиденье за водителем. Изящным жестом поддёрнув платье, она села на это сиденье. И теперь она сидела лицом ко мне.
Я быстро отвернулся к окну, чтобы она не заметила, что я смотрю прямо на неё. За окном улица жила своей жизнью, но я не видел того, что там происходит – все мои мысли были сосредоточены на прекрасной незнакомке.
Маршрутка тронулась с места и двинулась по хорошо знакомому пути.
Осторожно я скосил глаза в сторону переднего сиденья.
Она тоже, как и я, безразлично смотрела в окно. Воспользовавшись этим, я стал внимательно смотреть на неё. Что-то неуловимо знакомое показалось мне в её облике. У неё были светлые вьющиеся волосы, высокий лоб. Голубые глаза под тонкими полосками бровей. Маленький нос. Алые губы были плотно сжаты, что придавало её лицу несколько надменное выражение.
Где я мог её видеть? Этого я не мог вспомнить. Но я почувствовал вдруг, что всё моё естество потянулось к этой незнакомке. И дело было не только в том, что она была красива. Даже не столько в том. Я вдруг к своему ужасу почувствовал, что не могу отвести от неё своего взгляда. И не только взгляда. Я отчётливо представил себе, что если она сейчас выйдет из маршрутки, то я обязательно выйду вслед за ней. Не смогу не выйти. Почему? Я вспомнил о своей мечте – «Тематических очках». И вдруг отчётливо понял, что в данном случае они мне не понадобятся. Там, на переднем сиденье сидела Госпожа. Я знал, я чувствовал это. И безотрывно продолжал на неё смотреть. Без единого слова, жеста, взгляда с её стороны я вдруг почувствовал себя её покорным рабом. Я с трепетом представил себе. А что, если бы она сейчас взглянула на меня и тут же при всех приказала мне встать со своего места, лечь на пол, ползти к её ногам и целовать их? Сделал бы я это? И тут я бы оказался перед ужасной дилеммой. Или беспрекословно ей повиноваться и тем самым возможно поставить крест на всей моей работе. Или всё же не повиноваться, но тогда после этого без конца мучиться угрызениями совести.
Теперь я уже сидел, повернувшись лицом не к окну, а прямо к ней, и фактически смотрел на неё в упор.
Она почувствовала мой взгляд и повернула голову в мою сторону.
Если бы я заранее знал, что она на меня посмотрит, я бы отвернулся. Но я продолжал, как завороженный, смотреть прямо на неё. Наши взгляды встретились, и несколько секунд мы пристально смотрели друг на друга. И возникла та невидимая, но жгучая эмоциональная связь, которая очень редко возникает даже между знакомыми партнёрами.
Тут, как будто в подтверждение этого, к моему лёгкому смущению она улыбнулась и кивнула мне головой, как бы здороваясь со мной. Я машинально кивнул ей в ответ, хотя соответствовал ли этот лёгкий кивок моим чувствам в этот момент.
Маршрутка повернула за угол, и мой сосед, крикнув водителю об остановке, встал со своего места. И тут моё изумление, смущение и даже некоторый страх возросли ещё больше, когда она вдруг тоже встала со своего места и направилась прямо ко мне, при этом приветливо улыбаясь. Подойдя ко мне, она сказала:
– Здравствуйте, Сергей Андреевич.
– Здравствуйте, – удивлённо ответил я. Она, оказывается, знала моё имя и отчество.
– Можно рядом с вами?
– Да, пожалуйста, – поспешно сказал я и подвинулся ближе к окну, хотя места было предостаточно. Но она продолжала стоять, с загадочной улыбкой глядя на меня. Тогда я спохватился и встал, пропустив её к окну.
– Спасибо, - сказала она и села на освободившееся место. Я примостился рядом с ней.
Маршрутка, выпустив пассажиров, в том числе моего недавнего соседа, и, впустив новых, вновь тронулась с места. Моя новая спутница повернулась ко мне:
– Вы меня помните, Сергей Андреевич?
Я отчётливо понимал, что эту женщину я действительно знал ранее. Но кто она? Скорее всего, бывшая студентка. Но когда и где она у меня училась? Этого я не помнил. Скорее всего, это было достаточно давно, а у меня каждый год сотни новых студентов.
– Вы у меня учились? – всё же сказал я.
– Да, – сказала она. – Помните, физический факультет, второй курс. Я Света Лидская. Вы у нас «Дифференциальные уравнения» вели.
И тут я вспомнил. Лидская. Действительно, была у меня такая студентка, и именно у физиков. Но позвольте, ведь это была совершенно другая девушка, хотя тоже красивая. Но у неё было совсем другое лицо, причёска, фигура и вообще… Хотя она училась у меня лет 10–12 назад. А рядом со мной сидела богиня, идеал моей мечты. Но недаром она показалась мне знакомой.
Я повернулся к своей собеседнице, не в силах скрыть изумления. И, посмотрев внимательно, я понял, что это действительно она.
– Лидская? – изумлённо спросил я.
– Да, – смеясь сказала она, – я так изменилась?
– Нет, но…
– Но что?
– Вы стали совсем другой.
– Значит всё же изменилась?
На этот раз я улыбнулся.
– Если и изменились, то далеко не в худшую сторону.
Тут я нисколько не лукавил. Она рассмеялась
– Спасибо. А вот Вы совсем не изменились, я Вас сразу узнала.
– Ну, изменился наверное всё же, – пробормотал я, – десять лет прошло. Как Ваши дела? – перевёл я разговор на другую тему.
– Хорошо. Вышла замуж, работаю в солидной фирме.
– Поздравляю.
– Спасибо. И хотя, к сожалению, работаю я не по специальности, студенческие годы и наука многое мне дали.
Тут маршрутка проехала мимо моей остановки, но мне и в голову не пришло выйти.
– Я часто вспоминаю это время, – сказала она, уже без улыбки на полном серьёзе.
– И что Вам особенно запомнилось? – несколько наобум спросил я.
Она не сразу ответила.
– Пожалуй, люди, с которыми мне довелось общаться. Преподаватели, студенты. Это общение во многом повлияло на мою дальнейшую жизнь.
То же самое мог про себя сказать и я, вспоминая свои студенческие годы.
– Меня всегда интересовали прежде всего преподаватели как личности, – продолжала она, – а уже потом их профессиональный уровень и педагогическое мастерство. Хотя это всё тесно взаимосвязано, одно вытекает из другого. Мне интересно было наблюдать за некоторыми преподавателями и рисовать в своём воображении их психологический портрет.
– Да? – удивлённо спросил я.
– Да, - ответила она, - и это мне существенно помогало в общении с ними. Обычно мои портреты были довольно точны.
Тут она как-то по-особенному посмотрела на меня.
– Но были и неверные заключения, - сказала она.
– Как Вы об этом узнали? – спросил я.
Она хотела ответить, но, взглянув в окно, вдруг сказала:
– О, мне уже пора выходить, А Вы когда выходите?
– Да я… – замялся я. Моя остановка была уже далеко позади. – Я, пожалуй, тоже здесь выйду, – неожиданно для себя сказал я. А как же могло быть иначе.
Она встала и пошла к выходу. Я пошёл вслед за ней. Мы вышли возле тихой улочки и пошли вдоль неё.
– Как я об этом узнала? – продолжила она разговор, - я узнала об этом уже гораздо позже.
– Интересно.
Она немного помолчала. Затем вдруг спросила:
– А Вы помните, как я Вам экзамен сдавала?
Этого я не помнил.
– Да нет, к сожалению, – ответил я.
– А вот я Ваш экзамен запомнила на всю жизнь.
– Да что Вы? Почему?
– Потому что после него я чувствовала себя полной дурой.
Я улыбнулся.
– А что же я Вам поставил?
– Пятёрку.
– Ну, а что же Вас смущает?
– То, что Вы показали мне, что я ничего не знаю.
– Ну, это нормально, – облегчённо ответил я, – это у нас принцип такой. Вы, наверное, хорошо занимались в семестре?
– Да, у меня все пятёрки были.
– Ну вот. Некоторые преподаватели в этом случае студентам автоматически пятёрку выставляют. А некоторые считают так: дескать, твоя пятёрка у тебя в кармане, ты, конечно, её получишь. Но сейчас тебе об этом знать не обязательно. А пока посмотри, как ты на самом деле знаешь теорию, чтобы на будущее быть не слишком самоуверенным.
– Это с Вашей точки зрения. А мне было бы легче, если бы Вы мне тройку поставили. Или вообще завалили. И я бы спокойно ушла, а потом бы пересдала. Но я целый час мучилась, сидя перед Вами, и не зная, куда мне деваться.
– Вы так это переживали?
– Ну, переживала не то слово.
Я подумал. И мне вспомнились и многие другие отличники, выходившие с моих экзаменов красные как спелые помидоры. Но с «отлично» в зачётках. И мне пришло в голову, что, возможно, это и была одна из тех ошибок, над которыми мне нужно было работать. Почему-то мне вспомнилась студентка Фокина – та, которая на сегодняшнем занятии безукоризненно вычислила сложный интеграл. Мне она доставила этим приятные ощущения. И что же я ей готовлю на предстоящем экзамене? Она тоже будет так же переживать, как…
И тут до меня со всей ужасающей ясностью дошло, что случилось. Именно эту богиню, которую в своих мыслях я возвёл на пьедестал, а себя чувствовал прахом под её ногами, я вынудил переживать, нервничать. И память об этом переживании она пронесла до настоящего момента, хотя прошло немало лет.
Невыразимые муки совести овладели мной. Я остановился. Краска бросилась мне в лицо, теперь я сам наверняка был похож на помидор. Остановилась и она. Я несмело посмотрел на неё
– Д-да, может быть, нужно было какой-либо другой способ найти, – начал бормотать я, – не такой жёсткий.
Она в упор посмотрела на меня. И вдруг сказала слегка недовольным голосом:
– Ведь Вы же совсем не то хотели сказать, верно?
Меня как будто бы обожгла эта её фраза. Конечно же я не собирался начинать это блеяние. Всё моё естество требовало одного: упасть к её ногам и умолять о прощении. Прямо сейчас. Здесь, на улице.
И она к моему изумлению почувствовала это. Я знал, что она это почувствовала. Она смотрела на меня выжидающе. Но теперь её взгляд стал совсем другим. От приветливой улыбки не осталось и следа. Губы сжались, взгляд стал надменным и жёстким.
– Ну, - нетерпеливо произнесла она.
И я медленно, словно во сне, начал опускаться на колени. И вот я стою перед ней коленопреклоненный, опустив голову.
И тут она за подбородок подняла мою голову вверх, и наши взгляды встретились. Её взгляд снова был другим. К надменности и жёсткости прибавилась властность.
– Так что же ты хотел мне сказать на самом деле? – спросила она строгим голосом.
Теперь она меня назвала на «ты». И я почувствовал, насколько это её обращение естественно для нас обоих. Для этих совершенно неожиданно возникших отношений между нами.
– Простите мне это, – прошептал я.
И тут она дала мне пощёчину. Ощутимую пощёчину.
– Я не слышала тебя, раб. Ты можешь говорить громче?
– Простите меня, Госпожа, - чуть ли не со слезами на глазах ответил я.
– Простить тебя? И это всё за те мои переживания? Я десять лет о них вспоминаю, а ты так просто просишь простить тебя?
И она снова дала мне пощёчину.
– Простите, пожалуйста, – я уже стал умолять её, - я сделаю всё, чтобы загладить свою вину перед Вами.
– Сделаешь всё? – испытующе спросила она.
– Да, да, всё.
– Ну что ж. Целуй мне туфли.
Ни секунды не колеблясь, я склонился к её белым туфлям и прижался к ним губами. Не знаю, видел ли кто нас в этот момент, об этом я уже потом подумал. А сейчас все мои мысли были заняты лишь одним – вымолить прощение у этой прекрасной и надменной Госпожи. И я продолжал покрывать её туфли поцелуями.
– Достаточно, – сказала она наконец, – встань.
Не помня себя, я поднялся с колен, готовый по малейшему движению её пальца снова рухнуть к её ногам. И тут она улыбнулась и провела пальцем по моим губам.
– Ну что ж, – сказала она уже более ласково, – считай это своей работой над ошибками.
Работа над ошибками. Вот как это обернулось для меня.
– Хотя, – продолжала она, – здесь не только твоя работа над ошибками, но и моя тоже.
Я вопросительно взглянул на неё.
– Помнишь о психологических портретах?
– Да.
– Так вот в твоём портрете я ошиблась.
– А…
– И поняла я это только когда увидела тебя сейчас.
Я всё ещё не понимал.
– Сейчас, там в маршрутке, мне достаточно было увидеть твой взгляд, направленный на меня, как мне почти всё стало ясно. В таких случаях я никогда не ошибаюсь. Сабмиссивов я чувствую нутром. Оставалось немного с тобой поговорить, как все сомнения отпали разом. Но я чрезвычайно удивлена, что не почувствовала этого тогда, когда ты у нас вёл. Хотя я общалась с тобой на протяжении длительного времени. Вот в этом и была моя ошибка. Твой психологический портрет, который я для себя нарисовала, оказался совершенно неточным.
И тут я подумал, что и я не почувствовал тогда в ней Госпожу, как совершенно однозначно почувствовал это там, в маршрутке. Но я не знал, как объяснить это Госпоже, и поэтому промолчал. Не мог же я ей сказать, что никогда не испытывал сабмиссивных чувств к своим студенткам. Но она видимо поняла, что я хотел сказать.
– Видимо, это правильно, – сказала она, – всему своё время. Хотя… если бы мы оба всё поняли тогда, это возможно избавило бы меня от мучений на твоём экзамене.
И она рассмеялась.
– Ну что ж, можешь идти, я уже пришла, – сказала она.
И тут я осмелился.
– Я увижу Вас ещё когда-нибудь.
Как я боялся, что она скажет «нет». Она немного подумала и достала из сумочки мобильный телефон.
– Дай мне номер твоего мобильного, – велела она.
Я продиктовал. Она занесла его в память своего телефона.
– Я позвоню тебе, когда сочту нужным, – сказала она.
Наверное у меня был очень жалкий вид, потому что она снова рассмеялась и потрепала меня по щеке.
– Не волнуйся, позвоню, – сказала она.
И повернувшись, она быстрыми шагами пошла по направлению к подъезду дома, возле которого мы стояли. Я смотрел ей вслед и думал о тех неведомых силах, которые в мгновение ока могут изменить всю жизнь.
Автор: Severin
Занятие подходило к концу. На доске красовался интеграл, который я предложил студентам вычислить несколько минут назад. И когда я, проходя по рядам, наблюдал за их усилиями, я всё больше и больше сожалел, что написал именно этот интеграл. Аудитория быстро разделилась на две части. Одна – меньшая (в сущности мало сказать меньшая – она состояла из 3–4 человек из 25) честно пыталась решить поставленную задачу, проведя рекомендуемые в таких случаях подстановки. Но основная часть откровенно ждала звонка, поминутно поглядывая на часы.
– Решайте, не спите, – поторапливал я.
– А где нам пригодится этот интеграл? – задал сакраментальный вопрос студент с последней парты.
Я укоризненно взглянул на него.
– Сейчас мы занимаемся математической теорией, а не приложениями, Савенко, – ответствовал я, – но если вас этот вопрос так уж интересует…
– Интересует, его оччччень это интересует, – подала голос смешливая девушка, сидящая у окна. Она обернулась через плечо и с весёлой улыбкой посмотрела на ухмыляющуюся физиономию Савенко.
– …если вас этот вопрос интересует, – продолжил я неоконченную фразу, – то я предлагаю вам задержаться на несколько минут после звонка для получения информации о возможных приложениях интегралов такого типа.
Недовольный гул прошёл по аудитории. До звонка оставалось каких-нибудь несколько минут. Ухмылка сползла с физиономии Савенко.
– Да нет, я просто… – начал он. Но я прервал его.
– Если ваша любознательность насчёт приложений истощилась, то у вас есть ещё две минуты для того, чтобы решить вопрос с теоретическим аспектом.
После этого воцарилась тишина, а ещё через минуту та же смешливая девушка прозвенела:
– Сергей Андреевич, можно я попробую?
– Пожалуйста, Фокина, – пригласил я её к доске. И через несколько секунд с удовольствием наблюдал, как из-под мела в руке отличницы на доске появлялась цепочка преобразований, ведущая к правильному результату. Когда прозвенел звонок, этот результат был зафиксирован на доске.
– Ну что ж, – довольно сказал я, – есть вопросы?
Вопросов не последовало. Что обычно бывает в двух случаях – когда всё ясно и когда ничего не ясно.
– Фокиной очередной плюс, – объявил я. – Домашнее задание…
Я записал на доске номера задач.
– И ещё, – напомнил я, – результаты контрольной работы, что вы писали в прошлый раз, вам известны. Те, у кого неудовлетворительные оценки, должны провести работу над ошибками и написать контрольную заново. Ясно?
– А когда переписывать? – спросил кто-то.
– Прежде всего, работа над ошибками, – ответил я. – На переписывание вы должны прийти уже не с тем багажом, что был на первой попытке. А расписание консультаций и пересдач висит на доске в коридоре.
Я вышел в коридор. «Работа над ошибками», – машинально повторил я про себя. А все ли ошибки только у студентов? А правильно ли я всё делаю? Ведь я мог…
Занятия мои закончились, и я вышел на улицу, предаваясь мыслям о премудростях преподавания математики. И постепенно мысль о том, что работать над ошибками нужно не столько студентам, сколько мне, укрепилась окончательно. Но я даже предположить не мог, насколько актуальной окажется для меня эта мысль в самом недалёком будущем.
Но на летней улице светило солнце, пели птицы. Навстречу мне шли хорошенькие девушки, многие в весьма откровенных нарядах. И постепенно мои мысли приняли иное направление. А именно то, которое уже много лет прочно их оккупировало. И ранее заставляло меня многие часы проводить над специфическими журналами с пугающими для непосвящённых рисунками и фото, на которых были изображены страшные и в то же время очень красивые экстравагантно одетые женщины с плетьми, а у их ног – скорчившиеся обнажённые, часто крепко связанные мужчины, изнемогающие под ударами этих плетей, и униженно лижущие им сапоги. С появлением у меня компьютера, а позже Интернета, который вытеснил журналы, я часами проводил у монитора, рыская по заветным сайтам и скачивая оттуда горы интересующего меня материала. В моих мыслях рождалось огромное множество фантазий, чаще всего нереализованных. Иногда эти фантазии шли дальше самых смелых рисунков, фото и историй, которые мне доводилось видеть.
И вот сейчас, когда я видел на улице женщину, внешне соответствующую моим мечтаниям, почти немедля в этих мечтаниях я оказывался у её ног и покрывал её обувь поцелуями.
Но странное дело, я и сам этому неоднократно удивлялся. Все эти фантазии мгновенно улетучивались, когда я приходил на занятия. Хотя многие из тех юных особ женского пола, которых я там неизменно видел, вполне подходили на исполнение в этих фантазиях заглавных ролей. И по внешности, и по характеру. Но… я не мог представить себе их в этой роли. И не столько их в этой роли, сколько себя в роли их раба. Сабмиссивные чувства напрочь исчезали. И дело здесь было даже не в том, что я чётко отдавал себе отчёт: искать подобных отношений со студентками – чистейшее безумие. Отчёт-то можно отдавать. Но ведь мечтать об этом не запрещается. Что с того, если бы я в мыслях попытался представить себя рабом какой-нибудь симпатичной студентки? Но вот в этом и была загадка – я не мог этого сделать. И я сам не понимал, почему. Возможно, настолько сильна была моя профессиональная ответственность, что я и мысли не мог допустить о чём-либо подобном. Но по здравому размышлению такую причину надо было бы отбросить. Почему? Да потому что обычные ванильные чувства к студенткам у меня возникали. Нередко я с большим удовольствием созерцал их молодые спелые груди, верхние части которых бывали щедро выставлены напоказ в тёплое время года. И вот здесь мне уже приходилось включать свой разум, дабы не допустить непоправимого промаха. А вот с сабмиссивными чувствами ничего включать не нужно было. Не было ничего.
Зато они брали свой реванш здесь, на улице.
И меня это радовало. Мне нравилось смотреть на проходящих мимо девушек, женщин и в своих мечтах возводить их на такой пьедестал, о котором они вероятно никогда и не помышляли. А может быть, и помышляли. Если бы у меня был способ это узнать. Иногда я мечтал о специальных «Тематических очках». Надел такие очки и сразу видишь, какая из проходящих мимо дам склонна к Доминантной роли в Тематических отношениях, а какая нет.
Предаваясь этим приятным мыслям, я дошёл до остановки маршрутного такси, идущего прямо к моему дому. Сев на свободное место у окна, в ожидании отправления я лениво поглядывал на входящих пассажиров. Затем принялся изучать надписи, типичные для одесских маршруток. «Жалобная книга в следующей маршрутке», «Прижимаясь к соседу, ты даришь надежду вновь входящему», «Место для удара головой» (над входной дверью), «Место для 90-60-90» (над местом рядом с водителем). Рядом со мной кто-то уселся, но я не обратил на соседа ни малейшего внимания.
Она привлекла моё внимание сразу. Молодая красивая женщина лет тридцати вошла маршрутку. На ней было лёгкое летнее белое платье и белые босоножки на стройных ногах. В руках она держала сумочку. Но дело было не в одежде. Что-то в её внешности было такое, что заставило моё сердце учащённо забиться.
Она осмотрела маршрутку. Свободное место осталось лишь одно – на сиденье за водителем. Изящным жестом поддёрнув платье, она села на это сиденье. И теперь она сидела лицом ко мне.
Я быстро отвернулся к окну, чтобы она не заметила, что я смотрю прямо на неё. За окном улица жила своей жизнью, но я не видел того, что там происходит – все мои мысли были сосредоточены на прекрасной незнакомке.
Маршрутка тронулась с места и двинулась по хорошо знакомому пути.
Осторожно я скосил глаза в сторону переднего сиденья.
Она тоже, как и я, безразлично смотрела в окно. Воспользовавшись этим, я стал внимательно смотреть на неё. Что-то неуловимо знакомое показалось мне в её облике. У неё были светлые вьющиеся волосы, высокий лоб. Голубые глаза под тонкими полосками бровей. Маленький нос. Алые губы были плотно сжаты, что придавало её лицу несколько надменное выражение.
Где я мог её видеть? Этого я не мог вспомнить. Но я почувствовал вдруг, что всё моё естество потянулось к этой незнакомке. И дело было не только в том, что она была красива. Даже не столько в том. Я вдруг к своему ужасу почувствовал, что не могу отвести от неё своего взгляда. И не только взгляда. Я отчётливо представил себе, что если она сейчас выйдет из маршрутки, то я обязательно выйду вслед за ней. Не смогу не выйти. Почему? Я вспомнил о своей мечте – «Тематических очках». И вдруг отчётливо понял, что в данном случае они мне не понадобятся. Там, на переднем сиденье сидела Госпожа. Я знал, я чувствовал это. И безотрывно продолжал на неё смотреть. Без единого слова, жеста, взгляда с её стороны я вдруг почувствовал себя её покорным рабом. Я с трепетом представил себе. А что, если бы она сейчас взглянула на меня и тут же при всех приказала мне встать со своего места, лечь на пол, ползти к её ногам и целовать их? Сделал бы я это? И тут я бы оказался перед ужасной дилеммой. Или беспрекословно ей повиноваться и тем самым возможно поставить крест на всей моей работе. Или всё же не повиноваться, но тогда после этого без конца мучиться угрызениями совести.
Теперь я уже сидел, повернувшись лицом не к окну, а прямо к ней, и фактически смотрел на неё в упор.
Она почувствовала мой взгляд и повернула голову в мою сторону.
Если бы я заранее знал, что она на меня посмотрит, я бы отвернулся. Но я продолжал, как завороженный, смотреть прямо на неё. Наши взгляды встретились, и несколько секунд мы пристально смотрели друг на друга. И возникла та невидимая, но жгучая эмоциональная связь, которая очень редко возникает даже между знакомыми партнёрами.
Тут, как будто в подтверждение этого, к моему лёгкому смущению она улыбнулась и кивнула мне головой, как бы здороваясь со мной. Я машинально кивнул ей в ответ, хотя соответствовал ли этот лёгкий кивок моим чувствам в этот момент.
Маршрутка повернула за угол, и мой сосед, крикнув водителю об остановке, встал со своего места. И тут моё изумление, смущение и даже некоторый страх возросли ещё больше, когда она вдруг тоже встала со своего места и направилась прямо ко мне, при этом приветливо улыбаясь. Подойдя ко мне, она сказала:
– Здравствуйте, Сергей Андреевич.
– Здравствуйте, – удивлённо ответил я. Она, оказывается, знала моё имя и отчество.
– Можно рядом с вами?
– Да, пожалуйста, – поспешно сказал я и подвинулся ближе к окну, хотя места было предостаточно. Но она продолжала стоять, с загадочной улыбкой глядя на меня. Тогда я спохватился и встал, пропустив её к окну.
– Спасибо, - сказала она и села на освободившееся место. Я примостился рядом с ней.
Маршрутка, выпустив пассажиров, в том числе моего недавнего соседа, и, впустив новых, вновь тронулась с места. Моя новая спутница повернулась ко мне:
– Вы меня помните, Сергей Андреевич?
Я отчётливо понимал, что эту женщину я действительно знал ранее. Но кто она? Скорее всего, бывшая студентка. Но когда и где она у меня училась? Этого я не помнил. Скорее всего, это было достаточно давно, а у меня каждый год сотни новых студентов.
– Вы у меня учились? – всё же сказал я.
– Да, – сказала она. – Помните, физический факультет, второй курс. Я Света Лидская. Вы у нас «Дифференциальные уравнения» вели.
И тут я вспомнил. Лидская. Действительно, была у меня такая студентка, и именно у физиков. Но позвольте, ведь это была совершенно другая девушка, хотя тоже красивая. Но у неё было совсем другое лицо, причёска, фигура и вообще… Хотя она училась у меня лет 10–12 назад. А рядом со мной сидела богиня, идеал моей мечты. Но недаром она показалась мне знакомой.
Я повернулся к своей собеседнице, не в силах скрыть изумления. И, посмотрев внимательно, я понял, что это действительно она.
– Лидская? – изумлённо спросил я.
– Да, – смеясь сказала она, – я так изменилась?
– Нет, но…
– Но что?
– Вы стали совсем другой.
– Значит всё же изменилась?
На этот раз я улыбнулся.
– Если и изменились, то далеко не в худшую сторону.
Тут я нисколько не лукавил. Она рассмеялась
– Спасибо. А вот Вы совсем не изменились, я Вас сразу узнала.
– Ну, изменился наверное всё же, – пробормотал я, – десять лет прошло. Как Ваши дела? – перевёл я разговор на другую тему.
– Хорошо. Вышла замуж, работаю в солидной фирме.
– Поздравляю.
– Спасибо. И хотя, к сожалению, работаю я не по специальности, студенческие годы и наука многое мне дали.
Тут маршрутка проехала мимо моей остановки, но мне и в голову не пришло выйти.
– Я часто вспоминаю это время, – сказала она, уже без улыбки на полном серьёзе.
– И что Вам особенно запомнилось? – несколько наобум спросил я.
Она не сразу ответила.
– Пожалуй, люди, с которыми мне довелось общаться. Преподаватели, студенты. Это общение во многом повлияло на мою дальнейшую жизнь.
То же самое мог про себя сказать и я, вспоминая свои студенческие годы.
– Меня всегда интересовали прежде всего преподаватели как личности, – продолжала она, – а уже потом их профессиональный уровень и педагогическое мастерство. Хотя это всё тесно взаимосвязано, одно вытекает из другого. Мне интересно было наблюдать за некоторыми преподавателями и рисовать в своём воображении их психологический портрет.
– Да? – удивлённо спросил я.
– Да, - ответила она, - и это мне существенно помогало в общении с ними. Обычно мои портреты были довольно точны.
Тут она как-то по-особенному посмотрела на меня.
– Но были и неверные заключения, - сказала она.
– Как Вы об этом узнали? – спросил я.
Она хотела ответить, но, взглянув в окно, вдруг сказала:
– О, мне уже пора выходить, А Вы когда выходите?
– Да я… – замялся я. Моя остановка была уже далеко позади. – Я, пожалуй, тоже здесь выйду, – неожиданно для себя сказал я. А как же могло быть иначе.
Она встала и пошла к выходу. Я пошёл вслед за ней. Мы вышли возле тихой улочки и пошли вдоль неё.
– Как я об этом узнала? – продолжила она разговор, - я узнала об этом уже гораздо позже.
– Интересно.
Она немного помолчала. Затем вдруг спросила:
– А Вы помните, как я Вам экзамен сдавала?
Этого я не помнил.
– Да нет, к сожалению, – ответил я.
– А вот я Ваш экзамен запомнила на всю жизнь.
– Да что Вы? Почему?
– Потому что после него я чувствовала себя полной дурой.
Я улыбнулся.
– А что же я Вам поставил?
– Пятёрку.
– Ну, а что же Вас смущает?
– То, что Вы показали мне, что я ничего не знаю.
– Ну, это нормально, – облегчённо ответил я, – это у нас принцип такой. Вы, наверное, хорошо занимались в семестре?
– Да, у меня все пятёрки были.
– Ну вот. Некоторые преподаватели в этом случае студентам автоматически пятёрку выставляют. А некоторые считают так: дескать, твоя пятёрка у тебя в кармане, ты, конечно, её получишь. Но сейчас тебе об этом знать не обязательно. А пока посмотри, как ты на самом деле знаешь теорию, чтобы на будущее быть не слишком самоуверенным.
– Это с Вашей точки зрения. А мне было бы легче, если бы Вы мне тройку поставили. Или вообще завалили. И я бы спокойно ушла, а потом бы пересдала. Но я целый час мучилась, сидя перед Вами, и не зная, куда мне деваться.
– Вы так это переживали?
– Ну, переживала не то слово.
Я подумал. И мне вспомнились и многие другие отличники, выходившие с моих экзаменов красные как спелые помидоры. Но с «отлично» в зачётках. И мне пришло в голову, что, возможно, это и была одна из тех ошибок, над которыми мне нужно было работать. Почему-то мне вспомнилась студентка Фокина – та, которая на сегодняшнем занятии безукоризненно вычислила сложный интеграл. Мне она доставила этим приятные ощущения. И что же я ей готовлю на предстоящем экзамене? Она тоже будет так же переживать, как…
И тут до меня со всей ужасающей ясностью дошло, что случилось. Именно эту богиню, которую в своих мыслях я возвёл на пьедестал, а себя чувствовал прахом под её ногами, я вынудил переживать, нервничать. И память об этом переживании она пронесла до настоящего момента, хотя прошло немало лет.
Невыразимые муки совести овладели мной. Я остановился. Краска бросилась мне в лицо, теперь я сам наверняка был похож на помидор. Остановилась и она. Я несмело посмотрел на неё
– Д-да, может быть, нужно было какой-либо другой способ найти, – начал бормотать я, – не такой жёсткий.
Она в упор посмотрела на меня. И вдруг сказала слегка недовольным голосом:
– Ведь Вы же совсем не то хотели сказать, верно?
Меня как будто бы обожгла эта её фраза. Конечно же я не собирался начинать это блеяние. Всё моё естество требовало одного: упасть к её ногам и умолять о прощении. Прямо сейчас. Здесь, на улице.
И она к моему изумлению почувствовала это. Я знал, что она это почувствовала. Она смотрела на меня выжидающе. Но теперь её взгляд стал совсем другим. От приветливой улыбки не осталось и следа. Губы сжались, взгляд стал надменным и жёстким.
– Ну, - нетерпеливо произнесла она.
И я медленно, словно во сне, начал опускаться на колени. И вот я стою перед ней коленопреклоненный, опустив голову.
И тут она за подбородок подняла мою голову вверх, и наши взгляды встретились. Её взгляд снова был другим. К надменности и жёсткости прибавилась властность.
– Так что же ты хотел мне сказать на самом деле? – спросила она строгим голосом.
Теперь она меня назвала на «ты». И я почувствовал, насколько это её обращение естественно для нас обоих. Для этих совершенно неожиданно возникших отношений между нами.
– Простите мне это, – прошептал я.
И тут она дала мне пощёчину. Ощутимую пощёчину.
– Я не слышала тебя, раб. Ты можешь говорить громче?
– Простите меня, Госпожа, - чуть ли не со слезами на глазах ответил я.
– Простить тебя? И это всё за те мои переживания? Я десять лет о них вспоминаю, а ты так просто просишь простить тебя?
И она снова дала мне пощёчину.
– Простите, пожалуйста, – я уже стал умолять её, - я сделаю всё, чтобы загладить свою вину перед Вами.
– Сделаешь всё? – испытующе спросила она.
– Да, да, всё.
– Ну что ж. Целуй мне туфли.
Ни секунды не колеблясь, я склонился к её белым туфлям и прижался к ним губами. Не знаю, видел ли кто нас в этот момент, об этом я уже потом подумал. А сейчас все мои мысли были заняты лишь одним – вымолить прощение у этой прекрасной и надменной Госпожи. И я продолжал покрывать её туфли поцелуями.
– Достаточно, – сказала она наконец, – встань.
Не помня себя, я поднялся с колен, готовый по малейшему движению её пальца снова рухнуть к её ногам. И тут она улыбнулась и провела пальцем по моим губам.
– Ну что ж, – сказала она уже более ласково, – считай это своей работой над ошибками.
Работа над ошибками. Вот как это обернулось для меня.
– Хотя, – продолжала она, – здесь не только твоя работа над ошибками, но и моя тоже.
Я вопросительно взглянул на неё.
– Помнишь о психологических портретах?
– Да.
– Так вот в твоём портрете я ошиблась.
– А…
– И поняла я это только когда увидела тебя сейчас.
Я всё ещё не понимал.
– Сейчас, там в маршрутке, мне достаточно было увидеть твой взгляд, направленный на меня, как мне почти всё стало ясно. В таких случаях я никогда не ошибаюсь. Сабмиссивов я чувствую нутром. Оставалось немного с тобой поговорить, как все сомнения отпали разом. Но я чрезвычайно удивлена, что не почувствовала этого тогда, когда ты у нас вёл. Хотя я общалась с тобой на протяжении длительного времени. Вот в этом и была моя ошибка. Твой психологический портрет, который я для себя нарисовала, оказался совершенно неточным.
И тут я подумал, что и я не почувствовал тогда в ней Госпожу, как совершенно однозначно почувствовал это там, в маршрутке. Но я не знал, как объяснить это Госпоже, и поэтому промолчал. Не мог же я ей сказать, что никогда не испытывал сабмиссивных чувств к своим студенткам. Но она видимо поняла, что я хотел сказать.
– Видимо, это правильно, – сказала она, – всему своё время. Хотя… если бы мы оба всё поняли тогда, это возможно избавило бы меня от мучений на твоём экзамене.
И она рассмеялась.
– Ну что ж, можешь идти, я уже пришла, – сказала она.
И тут я осмелился.
– Я увижу Вас ещё когда-нибудь.
Как я боялся, что она скажет «нет». Она немного подумала и достала из сумочки мобильный телефон.
– Дай мне номер твоего мобильного, – велела она.
Я продиктовал. Она занесла его в память своего телефона.
– Я позвоню тебе, когда сочту нужным, – сказала она.
Наверное у меня был очень жалкий вид, потому что она снова рассмеялась и потрепала меня по щеке.
– Не волнуйся, позвоню, – сказала она.
И повернувшись, она быстрыми шагами пошла по направлению к подъезду дома, возле которого мы стояли. Я смотрел ей вслед и думал о тех неведомых силах, которые в мгновение ока могут изменить всю жизнь.
Комментарий